Варвара Бартновская (г. Санкт-Петербург)

Дети блокады

Никто не забыт и ничто не забыто…
   Говорят, что мы — современные дети — не уважаем свою историю. Почему же? Уважаем, конечно, только уважаем по-своему. Ведь наше время – век компьютерных технологий, интернета и так далее. Перед празднованием Дня Победы, например, все странички в различных социальных сетях исправно заполняются изображениями георгиевской ленточки и фотографиями ветеранов-победителей, гордо шагающих по Красной площади.
   Только вот проблема в том, что за пределами интернета всё рвение современного молодого человека, к сожалению, пропадает. Нередко можно наблюдать такую картину: взлохмаченное чучело в последний момент залетает в вагон метро и, оттолкнув бабушку, плюхается на единственное свободное место. А ведь вполне возможно, что не далее как сегодня утром, этот молодой человек добавил на свою страничку очередную запись со словами благодарности, адресованными ветеранам (и этой бабушке в частности). А сама она, принуждённая болтаться по вагону метро, пока более вежливый молодой человек не уступит ей место, и не ведает о том, как уважает свою историю косматое чучело, вальяжно развалившееся перед ней. О чём же думает бабушка в этот момент? Меня всегда интересовало, что скрывает этот долгий, угрюмый взгляд, обращённый скорее к глубинам своей памяти, чем к чему-то внешнему. Я особенно хорошо помню такой взгляд моей двоюродной прабабушки, Золевской Надежды Константиновны. В тот раз я услышала очень интересную историю жизни моей прабабушки в страшные годы блокады.
   «Когда началась блокада, мне был только один годик. И я, слава Богу, не помню страшных событий того времени. Но до сих пор во мне живёт ужас тех дней, дикий, непонятный мне самой страх перед тем, что вот-вот оборвётся самое последнее, что связывает меня с жизнью. Я боялась за себя и за маму. Моя мама, Никонова Клавдия Васильевна, бояться не могла, она сама так всегда говорила. Клавдия Васильевна, надо сказать, была человеком очень активным. В тяжёлые годы она была как огонь и зажигала искры веры во всех окружающих. Поэтому больше всего я боялась однажды проснуться и не увидеть мамы. Однажды это случилось. Тогда я очнулась в огромном тёмном ящике, как сначала подумала. Позже оказалось, что нас забрали фашисты и везли в концлагерь Саласпилс в Прибалтике. Самая страшная трагедия для меня была в том, что меня оторвали от мамы. Потом оказалось, что Клавдия Васильевна тоже попала в Саласпилс. Но нас держали в разных корпусах и мы так и не узнали, что находились так близко друг от друга. Это было в 1942 году. Мне тогда было всего три года, и я не помню всех ужасов пребывания в концлагере. В память навсегда врезалось главное: холод, голод, побои, стоны и смерть повсюду. После войны меня взяла к себе немецкая семья. Естественно о любви и понимании в такой семье не могло быть и речи. Особенно запомнилась мне одна игрушка, сделанная из подручных материалов. Этой игрушкой постоянно играл немецкий мальчик, мне же не разрешалось к ней даже прикасаться. А когда наступило особенно тяжёлое время, меня просто выкинули на улицу. Потом меня определили в детский дом и поручили заботам сердобольной воспитательницы. Есть было нечего и, если бы через два года Клавдия Васильевна не нашла бы меня, я, наверное, не выжила бы. Несмотря на долгие годы разлуки, мы с мамой сразу узнали друг друга и в 1948 году вернулись в Ленинград. Там мы поселились у моей тёти, Никоновой Зинаиды Васильевны. Послевоенное время было тоже очень тяжёлое. Жить и работать нас заставляла только вера в светлое будущее. И вот оно — это будущее...» — бабушка махнула рукой в сторону развалившегося на сидении молодого человека. Мне стало очень обидно и за бабушку.
   Так давайте же проявлять уважение к нашим великим ветеранам там, где они это могут увидеть! Не на просторах интернета, а на улицах и общественном транспорте. И всегда помнить, что нынешняя история существует только благодаря им — нашим ветеранам!